Это по любви. Коллекционер Николай Благодатов
Анна Матвеева
23/01/2013
В Музее Анны Ахматовой в Санкт-Петербурге открылась очередная выставка из коллекции Николая Благодатова – повод подумать о стратегиях коллекционирования искусства.
Очень хочется начать: «Николай Благодатов – уникальная фигура в сообществе коллекционеров…», но это было бы прямой ложью. Благодатов – фигура не только не уникальная, но для своего времени абсолютно типичная. Советский инженер почти случайно попал в андерграундную художественную тусовку и как-то незаметно для себя начал собирать дома работы приятелей-художников. Таких инженеров, хранивших в дальнем углу шкафа перепечатанные на машинке романы Солженицына и рисунки «абстракцистов и пидорасов», было немало. Отличие Николая Благодатова только в том, что ему удалось перешагнуть границы «своего времени»: слишком мощную и крупную коллекцию он собрал, слишком значимой она оказалась в исторической перспективе. И слишком быстро поменялись времена, так что у новой формации коллекционеров, ориентирующейся на продажи и рейтинги, оказался шанс столкнуться с другой стратегией собирательства. Эта стратегия собирательства «для души» была, разумеется, порождением эпохи, когда вообще всё делалось «для души» в отсутствие иных стимулов – но, как ни странно, не превратилась в тыкву, когда пробили часы новых времён. Во-первых, подвижническая коллекционерская деятельность позднесоветской эпохи не только не «сдулась», но именно сейчас предъявила свои результаты как заслуживающие уже музейной репрезентации. В ней представлены все главные имена 1970–80-х: Рихард Васми, Владимир Шагин, Вадим Овчинников и многие другие. Во-вторых, коллекция прекрасно себя чувствует и продолжает пополняться.
Фото: Николай Симононовский
Как давно вы собираете искусство, и сколько вещей в вашей коллекции?
Я начал коллекционировать в конце 1975 года. Сейчас у меня набралось больше 3000 единиц хранения – не только картины, но и графика, малые формы, которые могут храниться в моей маленькой квартире: большая часть – это всё же листы в папках.
Я заразился современным искусством – именно отечественным, и даже именно ленинградским – после выставок художников-нонконформистов 1974 и 1975 гг. в ДК Газа и «Невский» в Ленинграде. Когда я формировался, только-только началось время оттепели: обнародовали импрессионистов, фовистов, наш Серебряный век и чуть-чуть авангард. На фоне того, что у нас считалось современным искусством, – социалистического реализма – это, конечно, было очень ново, интересно и свежо, хотя этому уже было много десятков лет. Ещё нужно учесть, что настроение среди интересующихся было довольно фрондёрское: раз это запрещали, значит, это хорошо. Я и моё поколение пропадали на третьем этаже Эрмитажа. Потом были национальные выставки в Москве: в 1958-м – американская, в 1961-м – французская, там было всё, и в том числе искусство. Я туда специально ездил, мне было интересно.
Работа Владмира Шагина из коллекции Николая Благодатова
В таком состоянии я пришёл к 1974 году, к потрясающей выставке нонконформистов в ДК Газа. Я на неё пошёл, отстоял шесть часов в очереди на вход, потом ещё ходил туда – и был совершенно потрясён самой атмосферой свободного высказывания, независимости людей. В жёсткой системе вдруг появилось свежее дыхание. Причём ведь на тех выставках в ДК Газа и «Невский» выставились далеко не все художники андерграунда. На первой выставке было около 40 авторов, на второй около 80. Это была выборка из громадного массива культуры. Одним словом, к 1975-му я по уши влюбился в этих художников и стал с ними общаться.
В какой-то момент мне предложили что-то купить. Мы с женой посоветовались и купили несколько листов графики. Потом ещё несколько работ, ещё… потом меня стали приглашать на квартирные выставки, я покупал небольшую графику.
Простой инженер мог себе позволить покупать искусство?
Инженер моей категории зарабатывал 120 рублей в месяц. Лист графики – 25 рублей. То есть это не то чтобы дёшево, это была покупка, которую нужно обдумывать, но обдумав, можно себе позволить.
Работа Валерия Мишина из коллекции Николая Благодатова
А потом начались отъезды. Колоссальное паломничество на «Газа-Невские» выставки перепугало власти, они перестали разрешать такие большие выставки, разрешали по мелочам – персональные или на несколько человек в заштатных ДК. На такие выставки очереди уже не стояли. Очень многие художники стали уезжать. Правда, когда художники старались вывезти с собой свои работы, власти решили, что за вывоз нужно с художников брать деньги. Парадокс! Здесь ты никто, не художник, твои картины – мусор и ничего не стоят, а когда ты уезжаешь, вдруг оказывается, что это произведения искусства, и ты должен сам у себя их купить! Многие художники, поставленные в такое положение, решили увозить не картины, а деньги – и начались их распродажи, я тогда довольно много купил. А некоторые просто дарили: Шапиро, например, просто принёс папку графики, её было некуда девать. Моя коллекция тогда существенно пополнилась. Получился уже почти полноценный домашний музей, популярность росла, и художники уже охотнее продавали мне и дарили свои работы.
Потом времена стали посвободнее, стали открываться выставки – и меня просили выступить на вернисаже, сказать несколько слов. Появилась известность, она прибавляла престижа коллекции, а значит – больше подарков. И так до сих пор продолжается. Даже с современными художниками, которые уже продаются за большие деньги – «Помню, Вы эту картинку похвалили, я хочу её Вам подарить».
Владимир Яшке. Голова девушки. Смешанная техника
Благодатов практически не формировал свою коллекцию. Он иногда покупал то, что ему попросту нравилось, а по большей части брал на хранение то, что ему предлагали художники – по доброте душевной, в подарок или перед отъездом, когда больше некому было оставить скопившееся в мастерской. Это отсутствие индивидуального коллекционерского выбора стало не недостатком, а преимуществом собрания: его ценность сегодня в первую очередь историческая, оно – прямой слепок времени, и по нему можно писать учебник истории неофициальной культуры Ленинграда последней четверти ХХ века.
Работа Александра Румянцева из коллекции Николая Благодатова
Вам не предлагали продать коллекцию?
Было несколько предложений, но я отказываюсь. Я не коммерсант. К тому же многие из моих работ – это подарки или работы, которые художники продавали мне дешевле, чем продали бы постороннему человеку. Поэтому же не принимаю предложений продать какие-то конкретные работы в другие коллекции, хотя несколько передал в дар музеям.
А как вы её выставляете?
На выставки просят работы довольно часто. Я давал рисунки Олега Григорьева на его мемориальную выставку, работы Манусова. Выставок же из самой коллекции было очень много, больше 50. Я в этом смысле один из самых активно выставляющихся коллекционеров в России. Но выставить всё невозможно, поэтому я часто придерживаюсь принципа «один художник – одна работа», потому что хочется показать как можно больше авторов.
Ближайшая выставка, скорее всего, будет в мае в Смольном соборе в Петербурге. Правда, меня предупредили, что собор есть собор, что в случае выставки современного искусства могут возникнуть трения: «У нас там такие тётки бывают вредные…» Я понимаю, что обнажёнку туда давать не стоит и пьяниц подзаборных тоже не надо. Но, допустим, собор, нарисованный Соломоном Россиным, – это глубоко христианская живопись, но вы же представляете, как он рисует? Или его же «Похороны митрополита Никодима», картина удивительная. Я очень хотел её купить, договорился с Россиным о цене. Приехал за ней с деньгами, а Россин мне и говорит: «Знаете, я решил, что не могу Вам её продать.» Я так и сел. А он: «Я хочу Вам её подарить». По мнению Россина эта картина была уже оплачена: к нему в гости приходил православный священник, посмотрел на эту картину, снял с себя крест и подарил ему. Для него это была достаточная оплата. Так что эта картина – дважды христианская. Но можно ли её дать на выставку в Смольный собор? Вот сижу думаю… но что-нибудь подберём, конечно.
Частные коллекции, формирующиеся не посредством подкреплённой деньгами воли коллекционера, а накапливающиеся как бы сами собой, в результате личной дружбы с художниками, существовали во все времена, существуют и сегодня. Коллекция Благодатова – только верхушка айсберга: наиболее полное и «засветившееся» собрание неофициального позднесоветского искусства Ленинграда. Путь коллекционера тоже не уникален: сначала какой-то смутный общий интерес, потом вхождение в тусовку, общение с её фигурантами как захватывающее культурное приключение, и уже потом из него как-то сами собой начинают появляться работы в собственности. Собственно, мы можем говорить как минимум о двух стратегиях коллекционирования: первая – когда коллекционер сам или с помощью нанятого эксперта намечает себе список топовых имён и покупает их; вторая – когда коллекционер живёт одной жизнью с художественной средой, и «культурный слой» его собрания откладывается естественным образом. Первый способ выгоднее в краткосрочной перспективе (и выглядит гламурнее), второй – выгоднее в долгосрочной. Правда, коллекционеры второго типа, вроде Благодатова, нередко настолько эмоционально сживаются со средой, что вопросы выгоды для них отходят уже на самый задний план.
